«Творческая мастерская» представляет проект «Давайте помнить, чтобы жить»
«Творческая мастерская» представляет проект
«Давайте помнить, чтобы жить»
ПЕРВАЯ ПОБЕДА – ПОБЕДА ПОД МОСКВОЙ
День воинской славы России 5 декабря.
«Кровью закат окрашен,
Молча идём без слов
Мимо полей и пашен,
Мимо родных лесов.
Путь наш тяжел и длинен.
В горе. В слезах. В огне.
Немец, заняв Калинин,
Рвется уже к Москве» СЕРГЕЙ ОСТРОВОЙ
«Москва под ударом, и малым и старым
Тревога и гнев всколыхнули сердца.
Лишь весть пролетела – Москва под ударом,
Двойною броней оделись сердца.
По русским, грузинам, узбекам, татарам
Взметнулось как гневное пламя в костре:
Москва под ударом, Москва под ударом,
На помощь, на выручку старшей сестре!
Победная участь дается недаром,
Единая мысль возникает в мозгу:
Ответить смертельным разящим ударом
«Мы беспощадный путь к Берлину
Открыли битвой за Москву» ПАВЕЛ ШУБИН
Мне восемнадцать было под Москвой...
Сухих ветвей обугленные плети болтались на ветру.
И все на свете, казалось, брошено вниз голо
Был черен снег. Враг прямо в сердце метил,
Но я и оглушенный был живой.
Так начиналось совершеннолетье
Ровно 80 лет назад началось контрнаступление советской армии под Москвой. Именн в этот день началось освобождение нашей страны от немецко-фашистских захватчиков.
Героическая оборона столицы нашей страны – важнейшее событие
Великой Отечественной войны 1941 – 1945 годов.
О подвигах солдат и офицеров, подольских курсантов и бойцов народного ополчения, жителей Москвы и тружеников тыла, о многих эпизодах обороны столицы рассказывают нам рассекреченные документы, опубликованные министерством обороны.
Маршал Георгий Константинович Жуков писал: «Когда меня спрашивают, что больше всего запомнилось из минувшей войны, я всегда отвечаю: битва за Москву. Это была наша первая стратегическая победа над вермахтом»
|
БИТВА ЗА МОСКВУ ПРОДОЛЖАЛАСЬ С СЕНТЯБРЯ 1941 ГОДА ПО АПРЕЛЬ 1942 ГОДА |
|
С ДЕКАБРЯ 1941 ГОДА ПО АПРЕЛЬ 1942 ГИТЛЕРОВСКИЕ ВОЙСКА БЫЛИ ОТБРОШЕНЫ ОТ МОСКВЫ НА 250 КИЛОМЕТРОВ. |
|
В БИТВЕ ЗА МОСКВУ СРАЖАЛИСЬ БОЛЕЕ ТРЁХ МИЛЛИОНОВ ЧЕЛОВЕК. С 30 СЕНТЯБРЯ 1941 ДО 20 АПРЕЛЯ 1942 ПОГИБЛИ ПОЛТОРА МИЛЛИОНА СОЛДАТ И ОФИЦЕРОВ СОВЕТСКОГО СОЮЗА И ТРЕТЬЕГО РЕЙХА. |
Первые два месяца войны войска вермахта побеждали и планировали в ходе молниеносного наступления за 3 – 4 месяца захватить Москву. Но под Смоленском произошёл перевес сил и немецкие войска не смогли выполнить директиву № 35 от 6 сентября 1941 года в которой было приказано разгромить русских. 16 сентября издаётся директива «Тайфун», где указывался план захвата Москвы с северной и южной частей.
5 декабря немцы потерпели поражение под Москвой, и именно, в это время наступил крах теории вермахта о молниеносном завоевании русских земель. Полностью были очищены от противника Московская, Рязанская, Тульская области. Освобождены некоторые районы Калининской, Смоленской и Орловской областей.
Разгром германских войск под Москвой имел огромное значение для дальнейшего хода военных действий 1941 – 1945 годов: ликвидирована угроза взятия столицы СССР -Москвы; подорван дух в немецкой армии; возрос авторитет советской армии на западе; Япония и Турция решили не нападать на СССР; весь мир узнал о подвиге народов советской страны. Героями московской битвы признаны не только главнокомандующие фронтами, но и каждый участник - от солдата до партизана той первой победной битвы 1941 года.
Из воспоминаний фронтовика, пулеметчика, защитника Москвы зимой 1941 года Алексея Алексеевича Козлова: «16 октября 1941 года выходит приказ о всеобщей мобилизации. Всем, способным держать оружие, надлежит явиться на призывные пункты для зачисления в действующую армию. Я в те дни работал мастером в Центральной московской лаборатории автоматики. Там выполнялись оборонные заказы. У большинства рабочих была бронь. Но вот повестку красного цвета вручили и мне. Принесли на дом двое солдат, заставили расписаться, козырнули на прощание и ушли. Сборы были недолги. Котомку за плечо – и утром уже стоял у дверей военкомата. Когда сбились в батальон – около 300 человек, армейский старшина оторопел от пополнения. Новоявленное воинство имело явно негвардейский вид, каждый был обряжен в то, в чем ушел из дома. Пока проходило формирование, и подготовка к сражению, успели основательно завшиветь. Мечтали поскорее помыться и надеть чистое белье. Но его не было. Получили только кирзовые ботинки на деревянном ходу. Мне достался 41-й размер – при том, что носил 38-й. От постоянного шмыганья они скоро развалились. Опять остался босой. Все ждали, когда же привезут форму и оружие. Вши одолевали и не давали спать. Солдаты грелись у печки и давили паразитов с помощью нехитрого приспособления. Снимали рубашки и кирпичом простукивали швы, отчего стоял резкий треск. При точном попадании кирпичом насекомые рвались, как пистоны. С тех пор для меня портновское изречение «вшивные швы» имеет несколько иное значение. Никогда не забуду. И вот старшина устроил помывку. Баня представляла собой обыкновенный костер с металлической бочкой, наполненной водой. Раздевалка на морозе, снаружи – минус 30, а мытье у костра. После этого солдаты заметно повеселели. И уж совсем приобрели бодрый, заправский вид, когда надели свежие рубахи, новые гимнастерки и сапоги. Вскоре стали поступать пулемёты из цехов, как говорили солдаты, «еще тепленькие». Поворачивались некоторые с трудом или вообще не вертелись, заусенцы мешали стрельбе. Пошли по деревне искать то напильник, то зубило, то абразивный круг. Пулеметчик есть пулеметчик, нужно отладить механизм, чтобы пулемёт не заедал и стрелял без отказа. Курс молодого бойца был спрессован во времени. Занятия по боевой подготовке велись ежедневно. Ждали и готовились к наступлению, а под Москвой становилось жарче день ото дня. Фронт уже находился в районе Химок, у деревни Павшино. На Красной Пресне сформировали батальоны, выдали боекомплект – и на передовую. Передняя линия обороны проходила по холмистой местности, покрытой метровыми снежными заносами. Пулемет мы ставили на лыжи и тащили за собой на лямках, как тяжелую гирю. Заняли позицию в низине, а километрах в двух от наших окопов сидели немцы. Как только темнело, мы поднимались на пригорок и оттуда обстреливали немецкие позиции, а немцы в ответ открывали бешеный огонь из всех стволов, и мы несли неоправданные потери. Со всех сторон слышно было, как ревут танки, грохочут орудия. За спиной, чуть поодаль, – колючая проволока и бетонные надолбы, за ними – наши войска НКВД, которые стреляли ребятам в спину, если кто-то замешкается или остановится. Уже действовал жестокий сталинский приказ «Ни шагу назад». Бои местного значения шли по всему фронту. Те и другие готовились к решающей схватке. К началу декабря к нашему расположению подошли танки и несколько машин с зачехленными орудиями на крышах. Что это такое, никто толком не знал. Танкистов, в отличие от нас, кормили хорошо, и ребята из экипажей поделились с нами провиантом. Подарили ведро макарон с мясом. Вот тут мы первый раз за последние недели отобедали досыта. Повеселились от души и полакомились от пуза. А наутро, в четыре часа, 5 декабря прозвучала команда «На запад!». Началось наступление. Через головы пехоты ударили «Катюши». Впереди вспыхнуло зарево, словно неожиданно среди ночи взошло солнце. Открыли стрельбу танки. Всех охватил какой-то азарт и неописуемый ужас одновременно. Поползли вперед, на высоту, волочим за собой «Максим». Немцы встречают прямой наводкой. Видно, как падают и утыкаются в сугроб убитые. Но чувствовалось, что огонь с той стороны немного ослабевает. Наша пехота смяла неприятельскую оборону. Уже потом, когда все стихло, командиру донесли, что немцы бежали в панике, бросив на поле боя оружие и технику. Он повторил это нам несколько раз. Такое победное сообщение для нас прозвучало впервые. Слышать подобное было счастьем. К нам пришел вкус победы, солдаты ощутили его и запомнили навсегда. Но короток миг военной удачи. Наступление катилось дальше. Изрядно поредевший отряд двинулся на Одинцово, через Рижскую железную дорогу, затем вдоль Минского шоссе на Можайск и Наро-Фоминск. А еще через день я принял свой последний бой в белоснежных полях под Москвой. Предстояло взять небольшую деревушку. Автоматчики отсекали нашу пехоту с флангов. По центру били пулеметы. Нужно было забраться наверх и открыть встречный огонь. Поднялись на пригорок, закрепились, дали несколько очередей. Но тут стали рваться мины. Они летели сверху, задевая сучки, и от этого радиус поражения только увеличивался. Мой второй номер упал, как подкошенный. Нужно было развернуть пулемет в ту сторону, откуда нарастал огонь автоматчиков. Но, лежа в снегу, сделать это одному было трудно. Уперся я в лыжню, чуть поднялся, и тут будто что-то резануло по голове. Ощупал лицо и убедился, что оторвало челюсть. Осколок мины ударил так, что она болталась на одних сухожилиях. Лицо тоже было все изуродовано. Кровь текла по шее, заливая грудь и гимнастерку. Поддерживая челюсть рукой, пытался ползти в санчасть, но потерял сознание. Очнулся на больничной койке в госпитале, который был развернут в корпусах Тимирязевской академии. Хирурги сделали все возможное и невозможное, чтобы пришить челюсть и придать лицу хотя бы подобие былого выражения. Когда я смотрю на фотографии, сделанные до и после, то кажется, что с них смотрят два разных человека. Но, это один и тот же – я русский солдат, пулеметчик, защищавший Москву зимой 1941 года.»
Из воспоминаний жителей Москвы.
Орлова Мария Григорьева, 25.08.1925 г.р.
15 летней девчонкой поступила в Московское ремесленное училище №16, где готовили токарей-станочников. В те тяжелые трудные годы стали обязательными сверхурочные работы, поэтому приходилось совмещать учебу и работу на заводе, осваивать новые специальности, заменяя у станков мужчин. Ночами дежурили, тушили «зажигалки» на крышах домов. Спать приходилось по 2-3 часа в сутки. Приходилось преодолевать огромные трудности, спасало одно - вера в Победу.
Кругликов Вячеслав Иванович, 07.08.1930г.р.
Многие мальчики, вернувшиеся из пионерских лагерей в Москву летом 1941 года, оказались единственными мужчинами в своих семьях. Отцы и старшие братья ушли на фронт. Тогда говорили, что война закончится нашей быстрой победой. Вместе с одноклассниками я не раз штурмовал военкомат Ленинградского района, близ Савеловского вокзала, — успеть бы повоевать, но тщетно. От нас отмахивались: нашлись, мол, вояки… Никто не мог тогда представить, что уже к концу 1941года Москва превратится в прифронтовой город. Чтобы хоть чем – то помочь фронту, я вместе с одноклассниками закончил слесарные курсы и в 12 лет стал рабочим на авиационном заводе.
— Куда тебя определить… — глянув на меня, сказал мастер и добавил: — Ну вот что, Иваныч, побудь пока возле женщин, а там посмотрим. В бригаде авиационных ремонтников были одни женщины. Я особенно радовался, когда мастер брал меня с собой в командировку на аэродром, куда прилетали прямо с передовой «раненые ястребки». Загрузив в санки куски алюминия, дрели и молотки, мы топали по снегу на аэродром. Ремонтировали самолеты ночью, при свете фонарей. Увидев ремонтников — закутанных в платки женщин, да еще мальчишку школьника, пилоты разочарованно качали головами. Зато потом, когда самолеты были аккуратно залечены, летчики старались нас чем-либо одарить. Обычно это были куски шоколада из их лётного пайка. Однажды мне сказочно повезло — командир одного из экипажей подарил мне настоящий лётный шлем. До окончания войны я не снимал его. Голова была в тепле. А вот ноги постоянно замерзали. Купленные на тишинской толкучке самодельные валенки быстро прохудились, и ветер постоянно надувал снег под пятки. От той суровой поры 1941-1942 годов особенно помнятся постоянный голод, холод, кромешная темнота, звуки сирен воздушной тревоги, разрывы бомб и залпы зенитных пушек, установленных в скверах и парках Москвы. Особенно страшно было добираться до своего завода в ночную смену...»
Но как бы тяжело не было солдатам и труженикам тыла у них была потребность в отдыхе, чувствах, эмоциях. Фронтовик Сергей Еленин вспоминал: «…У бойцов появилось идущее из глубины сердца желание воспеть и прославить героику фронта, мужество своих товарищей по оружию, во всеуслышание рассказать о любви к Родине, о готовности защитить ее». Фронтовик Виктор Чаговец говорил: «На клочке бумаги, часто даже на обрывках газетного листа, бойцы писали стихи и песни. Простыми словами, которые нельзя воспринимать без волнения, солдаты передавали нам свои мысли и чувства, говорили с нами о войне». В газете 13-ой армии «Сын Родины» капитан Владимир Мажаров написал: «Массовое поэтическое творчество фронтовиков - это живое свидетельство силы духа, неукротимой ненависти к врагу. Песню просит наше сердце. С песней мы идем в бой. С песней мы и побеждаем! Если спросить у любого солдата, какую роль выполняют на боевых рубежах песни и стихи, он непременно ответит: самую большую. Песни и стихи на войне поднимают настроение, укрепляют боевой дух, помогают сражаться с врагом. В них бьется народное сердце, в них живет душа страны».
Сегодня всем хорошо известно, что огромное количество писателей и поэтов воевали на фронте.
22 июня 1941 года самые первые собрались на митинг писатели и поэты Москвы. Александр Фадеев говорил: «Писатели Советской страны знают свое место в этой решительной схватке. Многие из нас будут сражаться пером и оружием на фронте…». Давайте вспомним поэтов-фронтовиков, участников битвы за Москву погибших и вернувшихся с войны. Их стихи и воспоминания являются художественными и историческими, правдивыми и эмоциональными документами 1941 – 1945 годов.
НИКОЛАЙ МАЙОРОВ летом 1941 года вместе с другими московскими студентами литературного института участвовал в сооружении оборонительных линий под Ельней и добровольцем ушел на фронт.
«Есть в голосе моем звучание металла.
Я в жизнь вошел тяжелым и прямым.
Не все умрет, не все войдет в каталог.
Но только пусть под именем моим
потомок различит в архивном хламе
кусок горячей, верной нам земли,
где мы прошли с обугленными ртами
и мужество, как знамя, пронесли…»
МИХАИЛ ЛУКОНИН в июле 1941 года ушел в дивизию народного ополчения
Москвы и до конца войны был на фронте.
«Я бы всем запретил охать.
Губы сжав – живи!
Плакать нельзя!
Не позволю
в своём присутствии плохо
отзываться о жизни,
за которую гибли друзья…»
СЕМЁН ГУДЗЕНКО как многие студенты московского Института философии, литературы и истории ушёл добровольцем на фронт. Воевал под Москвой, да и как поэт сложился — под Москвой, в страшную зиму 1941-1942 годов.
Когда на смерть идут — поют, а перед этим можно плакать.
Ведь самый страшный час в бою — час ожидания атаки.
Снег минами изрыт вокруг и почернел от пыли минной.
Разрыв — и умирает друг.
И значит — смерть проходит мимо.
Сейчас настанет мой черед,
За мной одним идет охота.
Будь проклят сорок первый год — ты, вмерзшая в снега пехота.
Мне кажется, что я магнит, что я притягиваю мины.
Разрыв — и лейтенант хрипит.
И смерть опять проходит мимо.
Но мы уже не в силах ждать.
И нас ведет через траншеи окоченевшая вражда, штыком дырявящая шеи.
Бой был короткий.
А потом глушили водку ледяную,
и выковыривал ножом из-под ногтей я кровь чужую.
ДАВИД САМОЙЛОВ добровольцем ушёл на фронт со студенческой скамьи. В 1941 году он запишет: «Я перелистываю свой дневник, написанный безобразным языком начитанного мальчишки» …Самойлов был пулеметчиком, а затем комвзводом разведки. Фронтовой путь его от Вязьмы до Берлина. За время войны почти не писал: не до этого было. «Поденные записи» опубликованы в 2002 году: о любви, об учителях,о школьных друзьях, о фронтовых товарищах, о поэзии…
Сороковые, роковые,
Военные и фронтовые,
Где извещенья похоронные
И перестуки эшелонные.
Гудят накатанные рельсы.
Просторно. Холодно. Высоко.
И погорельцы, погорельцы
Кочуют с запада к востоку…
А это я на полустанке
В своей замурзанной ушанке,
Где звездочка не уставная,
А вырезанная из банки.
Да, это я на белом свете,
Худой, веселый и задорный.
И у меня табак в кисете,
И у меня мундштук наборный.
И я с девчонкой балагурю,
И больше нужного хромаю,
И пайку надвое ломаю,
И все на свете понимаю.
Как это было! Как совпало —
Война, беда, мечта и юность!
И это все в меня запало
И лишь потом во мне очнулось!..
Сороковые, роковые,
Свинцовые, пороховые…
Война гуляет по России,
А мы такие молодые!
ИВАН ПУЛЬКИН в предвоенные годы был библиографом в Институте истории, философии и литературы. Печатался в центральных изданиях. Он погиб в декабре 1941 года защищая Москву. Последние стихи поэта, написанные в 1941 году, поражают своей эмоциональностью и образностью, мечтами и надеждой на мирное небо!
День распускается ярким
Венчиком лютика. Зной
Сияющий и жаркий
Над задремавшей рекой!..
Ласточка крылом режет
Тонкий шелк вышины;
Цветет над побережьем
Воздушный лес тишины…
Стрекозы зеленокрылой трепет,
Дробя стекло синевы,
Уплывает в лепет,
В лепет, в шелест листвы…
И в полупрозрачные ветви,
Склонившись на грудь воды,
Будто читают ветром
Оставленные следы…
И ты стоишь, не дыша, внимая
Мелодии сладостного молчанья,
Всё видя, всё слыша, всё понимая
Всевидением печали.
Вставай же из мглы безвестной
На солнечный светлый пир,
С высокого берега песни
Еще необъятней мир! 1941
ПОЭТОВ – ФРОНТОВИКОВ, ЗАЩИЩАВШИХ МОСКВУ, БЫЛО МНОГО,
ИХ ОЧЕНЬ МНОГО!
АЛЕКСЕЙ СУРКОВ
МАРК ЛИСЯНСКИЙ
КОНСТАНТИН СИМОНОВ
СЕРГЕЙ ОСТРОВОЙ
АЛЕКСАНДР ТВАРДОВСКИЙ
ВЛАДИМИР АВРУЩЕНКО
САМУИЛ РОСИН
ВАДИМ СТРЕЛЬЧЕНКО
ЕВГЕНИЙ БЕРЕЗНИЦКИЙ
ИОСИФ УТКИН
ВИКТОР АВДЕЕВ
МИХАИЛ ЛУКОНИН
ПАВЕЛ ШУБИН
ХУСЕН АНДРУХАЕВ
АЛЕКСАНДР АРТЁМОВ
АЛЕКСАНДР ГАВРИЛЮК
КОСТЬ ГЕРАСИМЕНКО
МИХАИЛ ГЕРШЕНЗОН
ЛЕВАРСА КВИЦИНИА
ПАВЕЛ КОГАН
НИКОЛАЙ МАЙОРОВ
ИВАН ПУЛЬКИН
БОРИС СМОЛЕНСКИЙ
КУСЕЙИН ЭСЕНКОДЖАЕВ… И МНОГИЕ ДРУГИЕ
ДАВАЙТЕ ПОМНИТЬ, ЧТОБЫ ЖИТЬ